Лестница закончилась, и Саня вступила на площадку, немного прихрамывая. По-хорошему, чтобы боль в ноге прошла, ей нужно было просто немного отдохнуть, а не бегать по лестнице взад вперед. Но мечтать, как говорится, не вредно.
Разница была заметна сразу. Во-первых, от этой площадки не отходило никакого жуткого мрачного коридора. Во-вторых, здесь сразу имели две двери – одна из них массивная и железная, с рычагами, ручками и задрайками, другая – обычная деревянная, местами сильно попорченная временем, которая вела в коморку дежурного. С окошечком. Проходя мимо, Саня остановилась возле него и попыталась протереть рукавом куртки. Но грязь настолько въелась в стекло, что все попытки избавиться от нее были тщетными, поэтому детали потерялись. Но даже несмотря на это была видна мебель, которой когда-то обставили комнатку – шкафчик, стул, стол… диванчик. Наверняка, когда бункер был еще заселен людьми, он уже тогда был очень старым и продавленным. Уютненько.
Правда девушка была совершенно не в том настроении, чтобы оценивать уют бункерских комнат. Прилив адреналина давно иссяк, сменившись состоянием близким к апатии. Перед глазами стояла совершенно другая дверь. Та, которая вела в операционную, разодранная чем-то похожим на когти, с пятнами засохшей крови на железной поверхности. Она опоздала. Если раньше из-за жуткого страха, который сжимал горло, эта мысль не могла угнездиться в голове, то сейчас это произошло. Если бы она была быстрее, то, возможно, сейчас они бы искали выход вдвоем – две жертвы этих гребанных правительственных экспериментов.
Или мы обе были бы мертвы. – в принципе, тоже весьма возможны финал. Но мертва ли подопытная? Трупа же не было. Пока Саня не видела таких явных доказательств, а значит, где-то теплилась еще надежда, что все на самом деле не так. Она жива, просто спряталась в какую-то комнатку… И рано или поздно тоже двинется наверх.
…Соседка прислала письмо тогда. Спасибо ей, конечно, хоть кто-то позаботился об этом. И даже неважно было, что, скорее всего, эта самая соседка первая побежала чесать языком, когда начался судебный процесс. Возможно, она говорила что-то вроде: «Понятно, конечно. Мать пьет, девчонка должна была туда же скатиться. Вот и скатилась – человека убила!». Может и нет. Это было неважно тогда. Только то, о чем говорилось в письме. И, к сожалению, то были не теплые слова, которые согреют душу в холодном бараке. Пару сухих строчек. Констатация факта…
…Поставив керосиновую лампу на пол, Саня подошла к двери, чтобы более детально ее рассмотреть. Стоит сказать о том, что выход на поверхность был закрыт. Что странно, впервые за такое долгое время, накатила клаустрофобия. Получается, девушка заперта с чем-то опасным в одном бункере – тогда была вероятность, что оно (он или она?) убежало на поверхность, как можно дальше от Мухи. Но с другой стороны так было даже лучше – сейчас она попытается открыть дверь, потом закроет ее за собой – это словно отрезать себя от этого ужасного места. Как ампутация, только более пространственно. Девушка, вытерев ладони о штаны, быстро осмотрела дверь. С механизмом она более или менее знакома, благо видела, как ее открывают. Скорее всего, некоторые детали заржавели, но это не беда – Саня уже научилась с этим справляться. Она провела пальцем по замочным скважинам, потом пробежалась по цифровой клавиатуре рядом – та ответила гробовым молчанием. Девушка невесело хмыкнула, оглянулась. Не увидев ничего опасного, она приступила к открыванию двери…
…Она сидела на скамеечке в курилке с закрытыми глазами, облокотившись о стену. Злополучное письмо было в руках. Здесь было необычайно тихо – вторая смена была на работе, первая отдыхала. Саню сегодня не трогали – когда умирает кто-то из близких родственников, тебя не трогают целые сутки. Хотя девушка предпочла бы, чтобы ее загрузили сразу на две смены. Она бы никому не сказала, что было в письме. Сдала ее Лена – она заглянула через плечо Мухе, прежде чем та успела его спрятать. И вот теперь она сидит одна в курилке, до боли в пальцах сжимая сероватый кусок бумаги.
Это было как-то странно, остаться сиротой в 18 лет. Как-то… неправильно что ли. Так не должно быть.
Саня винила и одновременно не винила мать. Смерть отца была весьма… болезненной, если можно так сказать. Даже не так. Это разрушило все, повергло в шок, оставило в душе рану, которая никогда не заживает до конца. Мать… пыталась уйти в работу. Она не пила тогда, а если и пила, то чуть-чуть, и это не было заметным. В те редкие моменты, когда она была дома, то запиралась в своей комнате, где могла сидеть безвылазно до утра. А если уж и ходила по квартире, время от времени все-таки вспоминая о своих обязанностях, как хозяйки дома, то могла остановиться и просто смотреть в одну точку. Долго, очень долго.
Сашка пыталась до нее докричаться. Пыталась растормошить. Все тщетно. Мать либо отвечала на все односложно, либо не отвечала вообще. Как будто она не здесь. Где-то там, далеко. Не добившись поддержки от родной матери, Саня окончательно замкнулась. Так было легче пережить весь этот кошмар. А когда мать начала пить, то Саня поняла – та женщина умерла вместе с отцом.
Увидев это письмо, Саня должна была биться в истерике, рыдать, захлебываться слезами. Вот только такого почему-то не произошло. Но было больно, очень больно. В груди жгло при каждом вдохе, в голове стучало тысячи молоточков. А в душе… в душе просто стала еще глубже дыра, края которой кровоточили уже много лет. Саня не винила мать. Она просто была слабой и не смогла справиться… не смогла. И винила, потому что она должна была справиться. Хотя бы ради дочери.
Девушка засунула руку в карман и вытащила зажигалку. Щелкнула раз, другой – зажегся маленький робкий огонек. Она поднесла уголок письма к зажигалке. Загорелся он быстро.
Она тоже имеет права побыть слабой. Нет доказательств, нет и смерти. Да, она будет знать, что все кончится, и все равно верить, что это неправда…
…Скрежет был громким и противным – но ручки были подняты вверх, задрайки убрались. Осталось только потянуть на себя. Но Саня пока не спешила с этим – она сняла свой импровизированный «рюкзак». Сверток с одеждой, огромные берцы и пару консервов с едой и водой, все, что она брала для второго человека, было оставлено на этой площадке. В надежде, что та подопытная еще жива и это ей очень даже пригодится. Саня постояла еще минуту, вслушиваясь в тишину. Она боялась того, что будет там за дверью. Неизвестности. Но помогало то, что еще больше она боялась остаться в этом мерзком бункере навсегда.
Она приоткрыла дверь – немного, но для нее вполне достаточно. Да и такое расстояние преодолеть было нелегко – оставалось удивляться, откуда берутся еще силы.
Саня прекрасно понимала, что это не конец. Возможно, она не сможет выйти на поверхность. Придется вернуться, да вот только в голове все равно отчаянно билась одна мысль с примесью вины.
Прости, пожалуйста. Я не думала, что опоздаю. Извини…Переход: ?
Мышка: Просто три травмы, сорок процентов здоровья. Муха, что-то не так. Ты уверена что именно так становятся настоящими сталкерами?
Муха: Та ты не ссы, хорошо идём! (с)Мышка